Завидую Вите. Черной завистью завидую.
Побывать в самой южной точке Африки, где компАс отклоняется на 30 градусов а до Мыса Доброй Надежды, несбыточной мечты любого пацана, всего полторы сотни километров. Это круто!
Огибая мыс Доброй надежды,
Возвращаясь на полном ходу.
Ты с разлукой и встречею между,
У последней уже на виду.
Ревущие сороковые. Кому из моряков незнакома эта характеристика мирового океана. Об этих широтах написано и рассказано достаточно. Южная оконечность Африки лишь чуть чуть не доходит до сороковой параллели южной широты, но статистика штормов и, соответственно, кораблекрушений в этом регионе превосходит по этим показателям знаменитый пролив Дрейка и Магелланов сквозняк. Но про шторм я уже писал в своих мини рассказах, поэтому, ничего подобного не последует, тем более, что к южной оконечности Африки, мысу Игольный мы подошли в конце лета южного полушария Земли. Может быть нам просто повезло, но море было спокойным, ярко светило солнце и было ещё довольно жарко днём, да и ночью – не холодно. Но что интересно, – проходя по правому борту, обращённому к материку, мы ощущали жаркий зной. А с левого борта ощущалось холодное дыхание Антарктиды, хотя, возможно, здесь срабатывал чисто психологический эффект. Балкер был загружен почти под самую ватерлинию, мы сидели низко и с палубы хорошо можно было рассмотреть морских котиков, которые группами по 5 – 7 особей, растопырив усищи, держались на поверхности воды, выставляя на солнце свой мокрый, блестящий мех. Мне казалось, что взгляд морского котика похож на человеческий и настолько проницателен, что я стеснялся, по старой привычке справить малую нужду с борта судна, под этим пристальным вниманием. Мы шли довольно близко от берега, и вечером, и ночью можно было видеть световое зарево и отдельные огни Кейптауна, этого южно-африканского промышленно-индустриального мегаполиса. Но вот, мы вышли в Атлантику и скоро, вдоль правого борта потянулась долгая пустыня Намиб и стало совсем тоскливо. Чем ближе к дому продвигался наш балкер, тем медленнее тянулось время. Большинство из членов экипажа находилось в море уже около восьми месяцев и все с нетерпением ожидали встречи с родными и близкими. Следующий телефонный контакт с родными мог состояться только на траверзе столицы Сенегала – Дакара, где можно было бы по радиотелефону связаться с берегом и заказать небольшой разговор с домом, и мы уже распределили очерёдность и продолжительность предстоящих переговоров . У механиков возникли небольшие проблемы с главным двигателем и дед (стармех) договорился с капитаном, чтобы остановить машину и лечь в дрейф на несколько часов для ремонта, благо океан оставался спокойным. Пока механики и мотористы занимались ремонтом, матросы заметили скопление кальмаров вокруг судна. Похожие на вытянутые морские швабры, они сновали вдоль борта, мелькая своими красными глазами. За каких-нибудь два часа, нехитрыми снастями, мы наловили их столько, что ели до самых Канарских островов, в варёном и жаренном, и тушёном виде. И вкуснее тех свежих кальмаров мне не доводилось в жизни попробовать никаких других. Чем ближе к экватору мы подходили, тем меньше китов нам попадалось на пути. Варварские методы охоты на этих морских исполинов сделали своё грязное дело и всё меньше и меньше можно видеть этих животных среди бескрайних просторов океана. А ведь совсем ещё недавно, каких-нибудь тридцать, сорок лет назад, продовольственные магазины были завалены китовым мясом и китовой колбасой, которые ели, впрочем, разве только животные. Зато, почти все без исключения дети моего поколения пили такой нелюбимый, но полезный рыбий жир, который продавался в каждой аптеке. У меня до сих пор, в домашнем холодильнике сохранилось немного спермацета – жидкости содержащейся в голове кашалота, – превосходное средство от ожогов. Какая жалость, что всё это в прошлом. Не хочется заканчивать на грустной ноте, тем более, когда возвращаешься домой и впереди ожидают встречи с родными и близкими после долгой разлуки. Поэтому я предлагаю вам стихи:
Надежды доброй мыс, и мыс Игольный
Остались справа сзади за углом.
И вот уже форштевень наш привольно
Крушит Атлантику и впереди наш дом.
Там, где-то справа он, за Гибралтаром
Еще чуть чуть, а там уже Босфор.
Кончаются бредовые кошмары,
И живы мы штормам наперекор.
И мысли беспорядочно теснятся
И донимает старенький мотив -
Веселой песенки и мне все чаще снятся
Глаза любимой и несет прилив
Моей любви, наш ход опережая
И тянутся минуты, как часы.
И медленно ползет земля чужая
За кромкою прибрежной полосы.
Последний луч Кейптауна закрылся
И потянулась скучная Намиб.
Попутный кит волною спать укрылся,
Пугая неуклюже сонных рыб.
Лишь котики беспечные дрейфуют,
Спешить не надо им, как нам домой.
И пусть не каждого подруга поцелует.
Но каждого обнимет порт родной.
June 22, 2009 в 19:16
Завидую Вите. Черной завистью завидую.
Побывать в самой южной точке Африки, где компАс отклоняется на 30 градусов а до Мыса Доброй Надежды, несбыточной мечты любого пацана, всего полторы сотни километров. Это круто!
June 22, 2009 в 19:17
Вокруг Надежды c надеждой
Огибая мыс Доброй надежды,
Возвращаясь на полном ходу.
Ты с разлукой и встречею между,
У последней уже на виду.
Ревущие сороковые. Кому из моряков незнакома эта характеристика мирового океана. Об этих широтах написано и рассказано достаточно. Южная оконечность Африки лишь чуть чуть не доходит до сороковой параллели южной широты, но статистика штормов и, соответственно, кораблекрушений в этом регионе превосходит по этим показателям знаменитый пролив Дрейка и Магелланов сквозняк. Но про шторм я уже писал в своих мини рассказах, поэтому, ничего подобного не последует, тем более, что к южной оконечности Африки, мысу Игольный мы подошли в конце лета южного полушария Земли. Может быть нам просто повезло, но море было спокойным, ярко светило солнце и было ещё довольно жарко днём, да и ночью – не холодно. Но что интересно, – проходя по правому борту, обращённому к материку, мы ощущали жаркий зной. А с левого борта ощущалось холодное дыхание Антарктиды, хотя, возможно, здесь срабатывал чисто психологический эффект. Балкер был загружен почти под самую ватерлинию, мы сидели низко и с палубы хорошо можно было рассмотреть морских котиков, которые группами по 5 – 7 особей, растопырив усищи, держались на поверхности воды, выставляя на солнце свой мокрый, блестящий мех. Мне казалось, что взгляд морского котика похож на человеческий и настолько проницателен, что я стеснялся, по старой привычке справить малую нужду с борта судна, под этим пристальным вниманием. Мы шли довольно близко от берега, и вечером, и ночью можно было видеть световое зарево и отдельные огни Кейптауна, этого южно-африканского промышленно-индустриального мегаполиса. Но вот, мы вышли в Атлантику и скоро, вдоль правого борта потянулась долгая пустыня Намиб и стало совсем тоскливо. Чем ближе к дому продвигался наш балкер, тем медленнее тянулось время. Большинство из членов экипажа находилось в море уже около восьми месяцев и все с нетерпением ожидали встречи с родными и близкими. Следующий телефонный контакт с родными мог состояться только на траверзе столицы Сенегала – Дакара, где можно было бы по радиотелефону связаться с берегом и заказать небольшой разговор с домом, и мы уже распределили очерёдность и продолжительность предстоящих переговоров . У механиков возникли небольшие проблемы с главным двигателем и дед (стармех) договорился с капитаном, чтобы остановить машину и лечь в дрейф на несколько часов для ремонта, благо океан оставался спокойным. Пока механики и мотористы занимались ремонтом, матросы заметили скопление кальмаров вокруг судна. Похожие на вытянутые морские швабры, они сновали вдоль борта, мелькая своими красными глазами. За каких-нибудь два часа, нехитрыми снастями, мы наловили их столько, что ели до самых Канарских островов, в варёном и жаренном, и тушёном виде. И вкуснее тех свежих кальмаров мне не доводилось в жизни попробовать никаких других. Чем ближе к экватору мы подходили, тем меньше китов нам попадалось на пути. Варварские методы охоты на этих морских исполинов сделали своё грязное дело и всё меньше и меньше можно видеть этих животных среди бескрайних просторов океана. А ведь совсем ещё недавно, каких-нибудь тридцать, сорок лет назад, продовольственные магазины были завалены китовым мясом и китовой колбасой, которые ели, впрочем, разве только животные. Зато, почти все без исключения дети моего поколения пили такой нелюбимый, но полезный рыбий жир, который продавался в каждой аптеке. У меня до сих пор, в домашнем холодильнике сохранилось немного спермацета – жидкости содержащейся в голове кашалота, – превосходное средство от ожогов. Какая жалость, что всё это в прошлом. Не хочется заканчивать на грустной ноте, тем более, когда возвращаешься домой и впереди ожидают встречи с родными и близкими после долгой разлуки. Поэтому я предлагаю вам стихи:
Надежды доброй мыс, и мыс Игольный
Остались справа сзади за углом.
И вот уже форштевень наш привольно
Крушит Атлантику и впереди наш дом.
Там, где-то справа он, за Гибралтаром
Еще чуть чуть, а там уже Босфор.
Кончаются бредовые кошмары,
И живы мы штормам наперекор.
И мысли беспорядочно теснятся
И донимает старенький мотив -
Веселой песенки и мне все чаще снятся
Глаза любимой и несет прилив
Моей любви, наш ход опережая
И тянутся минуты, как часы.
И медленно ползет земля чужая
За кромкою прибрежной полосы.
Последний луч Кейптауна закрылся
И потянулась скучная Намиб.
Попутный кит волною спать укрылся,
Пугая неуклюже сонных рыб.
Лишь котики беспечные дрейфуют,
Спешить не надо им, как нам домой.
И пусть не каждого подруга поцелует.
Но каждого обнимет порт родной.
June 23, 2009 в 22:41
Витя, класс!
А фотография просто обалденная!